6 Ая Клиническая Больница Москва Куда Привозили Из Чернобыля

Много лет методика доктора Гейла была признала ошибочной, а позже — преступной: в США его ждал скандал на уровне Конгресса, а в СССР наконец выяснили, что он — просто военный врач без медицинского образования, который ставил эксперименты на людях. В интернете можно найти много его фотографий и материалов о нем.

Киндзельський Л. П., главный радиолог МЗ Украины (1978 — 1986), доктор медицинских наук, профессор, Заслуженный деятель науки и техники Украины, академик Украинской АН национального прогресса. Международным автобиографическим институтом признан «Человеком ХХ столетия»

Москва пошла по пути метода Гейла: иностранные врачи в те времена были в особом почете. Метод Гейла заключался в пересадке костного мозга, ребятам находили совместимого донора, «убивали» собственный костный мозг, а потом ждали, когда приживется донорский и приживется ли вообще.

Известно, что первых ликвидаторов из пожарных доставили на самолете в Москву, в шестую клиническую больницу. Известно, что мест в Москве хватило не всем. 13 пожарным повезло — они могли получить инновационное лечение от американского доктора Гейла, который должен был спасать героев Чернобыля по своей новой прогрессивной методике. 11 пожарным повезло меньше — их привезли в киевский институт радиологии и онкологии, к главному радиологу Украины, Леониду Киндзельскому.

Эту историю рассказал сайт “Ukrainian People” со ссылкой на воспоминания, которыми поделилась в сети пользователь Лала Тарапакина, которая обожает разматывать клубки и сопоставлять истории. Например, старое забытое интервью с Анной Губаревой, онкологом Киевского института радиологии и онкологии, которая принимала первых ликвидаторов, завели ее в множество поисковых запросов и многочисленных показаний.

Где В Москве Лечили Чернобыльцев 6 Больница

Полицейский признался, что про такой госпиталь он ни разу не слышал и предложил гостю обратиться в администрацию. Мы вызвались сопроводить пожилого человека к мэрии, а по дороге узнали о том, что привело его в наш город. Сан Саныч рассказал, что в Чечне ему не оказывали нужного медицинского обслуживания, и кто-то из знакомых посоветовал ему поехать в «то ли Обнинск, то ли Огниниск». Сан Саныч медлить не стал, и, не спросив точного адреса, выехал в Москву, там нашёл в расписании нужную электричку, и вот уже 30 минут как гуляет по первому наукограду. У чернобыльца проблема с руками, кожа меняет цвет, и ему необходимо лечение, хотя дедуля очень активный и компанейский.

Другие жены тоже приезжали, но их уже не пустили. Были со мной их мамы… Мама Володи Правика все время просила Бога: «Возьми лучше меня». Американский профессор, доктор Гейл… Это он делал операцию по пересадке костного мозга… Утешал меня: надежда есть, маленькая, но есть. Такой могучий организм, такой сильный парень! Вызвали всех его родственников. Две сестры приехали из Беларуси, брат из Ленинграда, там служил. Младшая Наташа, ей было четырнадцать лет, очень плакала и боялась. Но ее костный мозг подошел лучше всех… (Замолкает.) Я уже могу об этом рассказывать… Раньше не могла… Я десять лет молчала… Десять лет. (Замолкает.)

Указанные негативные тенденции явно противоречат ряду ранее принятых Правительством РФ и г.Москвы, Департаментом здравоохранения города Москвы, основополагающих нормативных актов (постановлений, приказов, поручений и т.д.), регламентирующих медицинское обеспечение ГПВР, оказание им лечебной и диагностической помощи, лекарственного обеспечения и обследований в расширенном объёме, аналогичном медицинскому обслуживанию инвалидов и участников ВОВ.

В комплекс зданий Басманной больницы входит бывший усадебный дом Н.Н. Демидова, построенный в 1779-1791 гг. Архитектура здания довольна внушительная: центр главного корпуса закрыт 2 флигелями, а архитектуру фасада усиливают ниши с многофигурными барельефами. В результате пожара в 1812 году первоначальная отделка интерьеров была уничтожена. Во время реконструкции здания, которая проводилась в 1837 году, был выстроен новый парадный вестибюль. В 1837 в усадьбе был размещен Сиротский приют, и к восточному торцу здания была пристроена небольшая церковь Успения Анны. В годы Великой Отечественной войны Басманная больница стала военным госпиталем, о чем свидетельствует наличие мемориальной доски на главном здании.

• При переводе граждан по медпоказаниям из одной категории здоровья в другую или при оформлении инвалидности назначаются пособия пожизненно или до полного восстановления трудоспособности.
• Также чернобыльцам льготы назначаются на время нетрудоспособности в размере полного оклада.
• При наличии в семье детей до 14 лет начисляются компенсации на покупку продуктов питания.

Чернобыль: Медик рассказала о масштабах катастрофы и о том, как в Киеве и Москве спасали ликвидаторов

Опасность лучевой болезни состоит в том, что у человека нет клеточных элементов, ни эритроцитов, ни лейкоцитов. И человек гибнет или от кровотечения, или от анемии, от нехватки гемоглобина. Вот им и подсаживали костный мозг. Суток 5−7 он работал, свой костный мозг начинал опять размножаться — ведь одна-две клеточки оставались же, и таким образом больные вышли из криза.

— Нам, которые жили в Киеве, не было известно, что произошло. Я тогда жила на Оболони и видела просто зарево, некоторые говорят, что видели и [огненный] гриб, но я гриба не видела. Однако люди, особенно, работники электростанции, абсолютно прекрасно понимали, что произошло, им не надо было объяснять. И они были озабочены этим.

Есть определенные предрасположенности к онкопатологиям, к эндокринным заболеваниям, к сахарному диабету, гипертонической болезни или гипотонии. В моем же роду не было ни у кого онкопатологий, но у меня уже вторая [онкопатология]. Естественно, она связана с работой тогда, 30 лет назад.

— На самом же деле, все было не так хорошо. Взрыв был силой около 30-ти Хиросим ( то есть, бомб, которые взорвались над Хиросимой). И там были не только гамма-излучения, как при бомбе, там еще и выбросилось большое количество изотопов — активных частиц, альфа и бета, которые попали в атмосферу, попали в облака, они разнеслись по всей Украине и упали дождем.

Раньше никто из молодых людей на остеохондроз не жаловался — да, были искривления позвоночника. Сейчас же каждый второй молодой человек до 35-лет имеет признаки остеохондроза — костные изменения, как у стариков. Все хронические заболевания помолодели. Раньше это была прерогатива пожилых людей. Да, это не опасные хронические болезни. Но если они развиваются в молодом возрасте, и, например, печень и желчный пузырь плохо функционируют, то рано или поздно, к 70 годам, неизвестно, что плохое разовьется.

Клинический отдел занимал два этажа Клинической больницы №6. Когда масштаб поступления пострадавших стал ясен, всех пациентов переместили в другие лечебные заведения, чтобы освободить место для чернобыльцев. Клиника полностью перешла в режим работы фронтового госпиталя. Отделение реанимации и интенсивной терапии и отделение с асептическими палатами были выделены для пострадавших с лучевыми ожогами. В палатах установили источники ультрафиолетового излучения для стерилизации воздуха, полы покрыли полихлорвиниловой пленкой. Из аптеки больницы извлекли аварийные запасы медикаментов, а институт передал больнице всю дозиметрическую аппаратуру и средства индивидуальной защиты. В здании лаборатории счётчиков излучения человека рядом с больницей были сосредоточены СИЧи высокой чувствительности, позволяющие измерять содержание в теле человека гамма-активных радионуклидов.

Важной задачей было создание методов и приборов для оценки воздействия ионизирующего излучения, поскольку пуск атомных объектов был немыслим без надежной системы радиационного контроля. На тот момент наука не имела готовых решений, а опыт рентгеновской дозиметрии был недостаточен. Разработанные в институте детекторы различных видов излучений и дозиметрические системы – ИКС-А, ИЛК, РК-О1, РУС, ИДК-4 – были широко внедрены в атомную промышленность и получили высокую оценку на международном уровне. Физики института создали дозиметрическую аппаратуру для измерения гамма-нейтронного и бета-излучения, таким образом обеспечив всю дозиметрию атомной отрасли страны.

Накануне Чернобыльской аварии отечественная радиационная медицина располагала большим опытом в области диагностики и лечения лучевой болезни. Этот опыт был накоплен при лечении пострадавших при радиационных авариях и инцидентах на предприятиях и в институтах зарождающейся атомной отрасли и военных ведомствах.

На основании накопленного клинического опыта впервые в мировой практике были разработана классификация различных форм лучевых поражений от внешнего и внутреннего облучения человека. Разработанные схемы диагностики и терапии острой лучевой болезни были изложены в многочисленных научных трудах и докладах и прочно вошли в международную практику радиационной медицины.

В результате разрушения активной зоны реактора радионуклидами оказалась загрязнена территория СССР площадью 150 тысяч квадратных километров, на которой проживало 6 миллионов человек. Жители городов Припять и Чернобыль, находящихся в непосредственной близости от ЧАЭС, подверглись воздействию радиации. В кратчайшие сроки было необходимо сформулировать стратегию действий государства по защите населения и обеспечить медицинскую помощь пострадавшим – для решения этих задач в эпицентр трагедии прибыли сотрудники Института биофизики.

Они умирали, потому что их лечили в Москве»: герой, которого не показали в сериале «Чернобыль», рассказал правду об аварии (Обозреватель, Украина)

— Мои братья Леня и Иван были в составе караула, поэтому к тушению пожара они приступили через семь минут. Я, когда приехал, снял туфли, одел кирзовые сапоги, на мне была обычная форма. И одел 16-килограммовый противогаз. Слышу голос брата Леонида, он тогда был командиром подразделения, они тушили крышу машинного зала: «Рукава давай, эти сгорели!»

А уже на второй день нас всех вывезли в Чернобыль подальше. Там в пожарной части у нас стали брать анализы. Нам всем было плохо, мы валялись на травке. Приехали автобусы, сначала нас завезли в больницу в Иванково. Там нам поставили почти на сутки капельницы. Медсестры сидели с нами, постоянно переставляли эти капельницы. Постоянно нас промывали. И уже во второй половине следующего дня нам привезли в Киев на Ломоносова, в клинику онкологии.

Потом главный врач Московской больницы №6 Гуськова вместе с американским профессором Гейлом прилетели к нам, посмотреть, как Киндзельский нас лечит. Наш врач одевал только халат, а они зашли в своих скафандрах, боялись украинской радиации. Леонид Петрович берет карточку каждого и зачитывает, как нас зовут, какие анализы у нас.

— В фильме показали неправду. Директор станции вел себя отлично. Я находился с ним в противорадиационном бункере. Мы, три офицера, в первый день там дежурили. Брюханов находился в штабе. Я каждые 15 минут подходил к двери, чтобы получить указания, и передавал их наверх.

Знаете, почему эти ребята погибли, а мы остались живы? Потому что мы работали на своем объекте, мы знали, куда заходить, куда выходить. А их часть, где был Игнатенко, занимались охраной города. Они бывали у нас на учениях три раза в год, но хорошо объект они не знали. Они приехали, увидели, где горит, а это полыхала радиация. И пошли сразу туда, прямо в радиацию, попали в пекло. Если бы они поднимались, например, со стороны транспортного коридора, то все было бы не так. А так они поработали там минут 20, и все. Скорые только успевали приезжать и забирать их в больницу. А через сутки их самолетом отправили в Москву в больницу.

Кожа как капроновый чулок соскакивала»: Чернобыльская авария – глазами врачей, ликвидаторов и местных жителей

«И российские, и международные специалисты пришли к выводу: да, вина операторов есть, но такой тип реакторов в определенных условиях можно ввести в нестабильные параметры работы. Непосредственное начало аварии – нажатие кнопки аварийной защиты, после которой реактор должен был остановиться, а он начал разгоняться», – объясняет профессор РАН Андрей Ширяев.

«Я помню, нам всем выдали голубенькие курточки, цветочки какие-то, и мы потащились на эту демонстрацию. Всем нашим классом, мне было 11 лет. Пришел мой папусик и сказал, что члены политбюро поувозили своих детей… Кто-то ему сказал, что случилась страшная авария», – вспоминает те дни актриса.

«Уже в июле техника была отправлена в Чернобыль. С июля по декабрь было расчищено порядка 2500 квадратных метров грунта. Там, где излучение было на запредельных характеристиках», – рассказывает генеральный директор АО НИИ «Траснмаш» концерна Уралвагонзавод Антон Свиридов.

«Радиоактивному загрязнению подверглись 1 миллион 660 тысяч гектаров сельскохозяйственных земель. Это порядка 20% земель на 1986 год. Выпали два нуклида. Это Цезий-137 и Стронций-90. Цезий – период полураспада 30 лет. Стронций – 29 лет», – уточняет заместитель директора Института почвоведения и агрохимии Национальной академии наук Республики Беларусь Николай Цыбулько.

«Пожарные во всех смыслах поступили героически. Почему это было необходимо сделать: здание четвертого энергоблока и здание работающего третьего энергоблока – это одно физически здание. Крыша покрыта битумом, и огонь распространился бы на соседний блок», – поясняет профессор РАН Андрей Ширяев.

— Сейчас наша страна превратилась из индустриальной в развивающуюся. Закрыты заводы, нет и колхозов, которые могли бы закупать какие-то вредные канцерогены типа нитрогенов, чтобы распылять из самолетов над полями — этого сейчас нет. Экология Украины лучше, чище. По идее, мы должны перестать болеть. В таких условиях уровень не должен был бы расти, мы хотя бы должны были бы остаться на одном уровне. Но у нас рост онкозаболеваний такой же, как в Германии, в США. Степень прироста каждый год достаточно большая. Ежегодно все больше женщин болеют раком молочной железы. Это говорит об отдаленных последствиях того, что было раньше. В том числе, и того взрыва.

Мы же тогда сидели с этими больными сутками, вручную рисовали графики, цветными карандашами от руки — показатели лейкоцитов, тромбоцитов. Все это на ватмане, ночью, чтобы показать это Гейлу. В июне к нам приезжал Гейл. В туфлях сабо с голыми пятками, в штанах вроде длинных шортов. Было, конечно, жарко, но у нас все были одеты в халаты. Нашли ему какой-то халат, набросили на Гейла. Это потом мы поняли, что он не врач — у него не было медицинского образования, он просто военный физик. Но тогда мы его показывали все, общались через переводчика, объясняли свои идеи, почему эти люди выжили. Он все слушал.

Первое, что делали — этим больным ставили суточные капельницы. Они, соответственно, тоже были не такие, как сейчас. Это сегодня капельница компьютеризирована, можно выставлять определенную каплю, скорость. А раньше — это была бутылка, не было даже одноразовых иголок, были многоразовые, это была резиновая система, сам системодержатель, на котором все держалось, был сварен на каком-то обыкновенном заводе, ни о каких колесиках речи не шло. И вот они тут жили, с капельницами бегали в туалет. А туалеты были, общие, по одному на этаж.

Когда я раньше слышала, что кто-то кого-то после Чернобыля заставлял делать аборты, я соглашалась — правильно сделали. Потому что неизвестно, какие бы дети родились. И вот сейчас рождаются дети тех детей, чернобыльских, которые были рождены в тот период времени. И они будут расплачиваться за то, что были рождены те дети в 1986-м.

— Атомная станция продолжала работать, приехали московские ученые и сказали, что, да, доза радиации невысокая, поэтому пусть Киндзельский тут не выдумывает, все это ерунда, никакой опасности нет, Украина не пострадала, и для украинцев, мол, даже полезны малые дозы радиации.

— Также меня впечатлила история одной девочки, родителей которой не было в городе в день эвакуации, и мои родители взяли её с нами. Мы никогда до того дня не общались с ней и не общались еще 35 лет после. Она рассказала о том, что после получения большой дозы радиации, ты сам начинаешь её излучать, и по приезду в другой город детей приводили к врачам, которые проверяли их дозиметром. Больше всего радиации в себе содержали волосы, потому многих приходилось брить налысо, а для девочки в 13 — это катастрофа. И ей пришлось ее пережить.

— Чтобы не допустить попадания радиации в местные воды, власти первым делом обложили берега всех водоемов в Припяти материалом, который препятствовал попаданию стекающей от дождя воды в реки. Потом, еще пару сезонов, два самолета, которые использовались, чтобы разгонять тучи над Москвой во время Олимпиады в 1980, разгоняли дождевые тучи над этими территориями, чтобы не допустить дождя.

В детстве, живя в военном городке Чернобыль-2, мне казалось, что мы с местной детворой знали всё в округе и ходили гулять чуть ли не на 10 километров в глубину леса. Но правда в том, что в 5 километрах от нас находилась военная часть с ракетным расчетом, которая и прикрывала наш военный городок. На ней были расположены большие ракеты земля-воздух, и сам объект считался первоочередным для ликвидации врагом, потому как имел стратегически важное значение. Этот военный объект буквально защищал ту улицу, по которой я ходил в школу. Но об этом тогда мы совсем ничего не знали.

— В процессе подготовки подкаста я нашел героичного человека, который был руководителем Иванковской нефтебазы, что находилась рядом с зоной отчуждения. Когда всё случилось 26 апреля, и спустя несколько дней всех эвакуировали, он с женой остался на своем рабочем месте, чтобы заправлять пожарные машины, которые тушили реактор.

— Я помню, что у нас радиация была выше нормы, но она была не колоссальной. Тогда в 1986 году радиацию измеряли в рентгенах, а сейчас её измеряют в зивертах. Принято считать, что наша безопасная дневная доза радиации — 20 микрорентген в час. После взрыва выяснилось, что радиация распространялась странным неоднородным образом, и самое высокое превышение нормы было на дозиметре в 500 метрах от реактора, где была столовая строителей. Там радиация была 110 рентген в час — это в 5 500 000 раз выше нормы.

Дальше исполком организовал выплату 200 рублей на члена семьи. Работники исполкома вместе с приданными им 16 (по другим данным 12) кассирами и бухгалтерами работали круглосуточно. Для организации из города вывезли картотеку ЖЭКов, дабы выдавать деньги по предъявлению прописки. Тем не менее, не у всех были документы, а потому, по словам Эсаулова, была организована специальная методика:

С детьми было огромное множество различной волокиты. Хватало потерявшихся детей, которые попали в разные посёлки со своими родителями. В таких случаях вообще случалась целая эпопея, ведь детей нужно было найти среди множества населённых пунктов и воссоединить с родителями.

Когда произведена была эвакуация, мы ни журналов школьных, ничего не вывезли. Ведь мы на короткое время выезжали, надеялись сразу же вернуться в город. Ну а потом, когда кончался учебный год, надо было десятиклассникам выписывать аттестаты зрелости. Журналов все еще не было, и мы предложили им самим поставить свои оценки. Сказали: «Вы же помните собственные отметки». Когда посмотрели — ни один не завысил оценки, а некоторые даже занизилиВалерий Голубенко, тогда военрук средней школы №4 г. Припяти, цитируется по документальной повести Юрия Щербака «Чернобыль»

По воспоминаниям Аркадия Ускова до 10 мая пострадавшие ещё общались между собой. К тому моменту состояние многих уже очень сильно ухудшилось, самые тяжело пострадавшие начали умирать. Уже вылезли радиационные ожоги, началось сокращение кровяных телец, выпадали волосы. Постепенно пациентов расселяли по разным палатам, а к 10 мая им запретили из своих палат выходить. Постепенно больных начали огораживать и переселять в специальные барокамеры, в которых максимально изолировали облучённых от врачей и медсестёр, чтобы не подвергать их риску. Пациенты огораживались специальной плёнкой, в которой были существовали специальные приспособления, дабы можно было ставить уколы и катетеры без прямого контакта. Но, например, Людмилу Игнатенко это не остановило:

К 14 мая уже умерли семеро работников ЧАЭС, среди которых были и те, кто в ту роковую ночь сидели на БЩУ-4 – Александр Акимов и Леонид Топтунов. Усилиями московских, а позже и американских врачей было совершено уже 18 операций по пересадке костного мозга. А у тех, кто был ещё жив, болезнь продолжала развиваться дальше:

Врачи не говорили чернобыльским пациентам, что они обречены

Лечение проходило в зависимости от выраженности лучевых ожогов и степени тяжести лучевой болезни. Во время агранулоцитоза, когда снижаются основные показатели периферической крови (мало лейкоцитов и тромбоцитов), больные для защиты от инфекции должны находиться в асептических условиях – это стерильные палаты с ультрафиолетовым обеззараживанием воздуха, а при их лечении применяли системные антибиотики. Снижение тромбоцитов приводит к повышенной кровоточивости, поэтому при необходимости пациентам переливалась тромбомасса.

Когда персонал шел в палату к загрязненным радиацией больным, надевали спецодежду, перчатки, фартуки, маски. При выходе также проводилась обработка одежды, рук. Ограничивалось время пребывания персонала в зоне повышения радиоактивности. Никто из персонала лучевой болезнью не заболел.

В острый период, когда снижаются лейкоциты, человек беспомощен перед инфекцией. Мы проводили хорошую профилактику инфекционных осложнений и кровотечений, поэтому от них практически никто не умер. Умирали те, кто получил дозы облучения, после которых уже не восстанавливаются ни костный мозг, ни кожные покровы (с большой площадью и тяжестью лучевых ожогов).

Аварии случались и ранее, радиационная медицина развивалась, мы уже владели большим опытом и определенными навыками по диагностике, лечению, сортировке, прогнозу тяжести. Но одновременно такое количество пострадавших с одинаковыми видами воздействия (бета и гамма излучение) – это особенность чернобыльской аварии. С профессиональной точки зрения стали лучше понимать, например, как лечить ожоги, проводить профилактику инфекционных осложнений, все это дало большие уроки. Подтвердилось, в частности, что успешно лечить крайне тяжелые радиационные ожоги небольшой площади можно только пересадкой собственной кожи пациента (лоскуты на сосудистой ножке). А пересадку костного мозга нужно делать только при такой большой дозе облучения, после которой он сам не способен восстановиться (более 800-1000 бэр).

В 1986 году Наталия Надежина была главным врачом клинического отдела Института биофизики МЗ СССР (на базе Клинической больницы № 6). В настоящий момент она – ведущий научный сотрудник лаборатории местных лучевых поражений и последствий острой лучевой болезни ФГБУ ГНЦ ФМБЦ им А.И. Бурназяна ФМБА России.

— Это не так. У нашего отделения масса проблем. Во-первых, недавно мы узнали, что 50 лет лечили больных незаконно, так как у нас нет официальных лицензий и сертификатов. Недавно В. В. Путин сказал: «Изощренная форма саботажа — это строгое соблюдение буквы закона». Для нас его слова очень актуальны. Теперь отделение принадлежит больнице, а мы только научные методисты и консультанты. Это означает, что мы уже не отвечаем за тех больных, которых лечим! Вот вам и реформы здравоохранения в их конкретном приложении к такому уникальному клиническому учреждению в стране, да и в мире, каким еще недавно была московская больница № 6. Сегодня для нас с трудом находятся рабочие места, хотя все знают, что наши врачи всегда должны быть рядом с пациентами. Все оборудование и приборы, которые мы получили после Чернобыля, в том числе и от международных организаций, потихоньку изъяли. Мы оснащены хуже, чем до аварии, как ни парадоксально это звучит. Ушли из клиники в другие отделы института нужные нам постоянно «физики здоровья». Перешли в другие учреждения две молодежные группы — мои ученики, которые не смогли себя реализовать в создавшихся условиях. Одним словом, у нас остается работать мало молодежи. Учатся многие, но работать не остаются. Они становятся очень приличными клиницистами и сразу же находят выгодное место работы. Отсутствие молодых — самый тревожный симптом. Я хотела рассказать обо всем новому министру, но в приемной его помощник, судя по голосу, — новый человек, сказал, что министр не сможет меня принять. Этот человек просто не знал, кто такая Гуськова.

— Надо анализировать все, что делалось в Чернобыле. Ясно, к примеру, что было много лишних заходов вертолетчиков. Они совершили 1200 вылетов, низко опускались над реактором. Один экипаж погиб — вертолет упал в реактор. И такое было. Безусловно, следовало более жестко регламентировать число привлеченных людей, тщательно контролировать уровни доз. Многие рисковали, на мой взгляд, напрасно.

Каждый из нас может написать книгу о себе. Получится пухлый том или тоненькая брошюра, особого значения не имеет. Важно другое: станет ли она нужной и интересной для тех, кто никогда с тобой не встречался, узнают ли из нее что-то новое те, с кем рядом прожил многие годы. И вдруг оказывается, что это именно так. Книга о себе нужна людям, потому что ее автору дано возвыситься над равниной человечества. У Ангелины Константиновны Гуськовой , главного научного сотрудника ГНЦ «Институт биофизики» Минздрава РФ, доктора медицинских наук, члена-корреспондента РАН, такое право исключительности есть — ведь она первый человек на этой планете, кто бросил вызов «лучевке» и научился ее побеждать!

Шифром хронической лучевой болезни, понятным тем, кому это необходимо, был АВС — астеновегетативный синдром. Знали его и пациенты по своим больничным листам. Условия секретного режима ограничивали вообще полноту записи: доза скрывалась за изменявшимся номером медицинской карты. Различные нуклиды обозначались порядковыми номерами (1-4). Объект назывался по имени начальника: хозяйство Архипова, Точеного, Алексеева, конечно, без расшифровки типа технологии».

— Да, на основном производстве. Еще одна группа пострадала на производстве, где получали металлический плутоний. Считалось, что его вывозят туда полностью очищенным от осколков деления ядра урана и пострадать от контакта с ним никто не может. На самом деле даже у «очищенного» плутония была высокая гамма-бета-активность. Группа специалистов, работавших с ним, получила дозу внешнего облучения поменьше, чем на основном производстве. Мы сразу же перевели их в «чистые» зоны. Но плутоний, попавший в организм, продолжал действовать, и, несмотря на все принятые меры, за десять лет мы потеряли шесть человек из-за плутониевого поражения легких.

Чернобыльская тетрадь

Если бы члены Правительственной комиссии знали о размерах радиационного фона, решение было бы иным. Многие жители могли бы забрать основные носильные вещи, упаковав их в полиэтиленовые мешки. Ведь естественный приток радиоактивной пыли в квартиры (через щели в дверях и окнах) продолжался. И спустя неделю радиоактивность вещей в квартирах достигла одного рентгена в час.

Привезли в приемный покой, РУПом (прибор для замера активности) замерили активность каждого. Все радиоактивны. Помылись еще раз. Все равно радиоактивные. Проводили нас на третий этаж к терапевтам. Было в ординаторской несколько терапевтов. Меня сразу увидела и взяла к себе Людмила Ивановна Прилепская. У нее муж тоже начальник смены блока, и мы дружили семьями. Но тут у меня и других ребят началась рвота. Мы увидели ведро или урну, схватили и втроем начали рвать в это ведро.

И только Топтунов, Акимов и Дятлов могли, казалось всем, ответить на эти вопросы. Но весь фокус состоял в том, что и они ответить на этот вопрос не могли. У многих в голове торчало слово „диверсия». Потому что, когда не можешь объяснить, то на самого черта подумаешь.

По итогам деятельности рабочих комиссий первым Докладывал Майорец. Он вынужден был признать, что 4-й блок разрушен, что разрушен и реактор. Вкратце изложил мероприятия по укрытию (захоронению) блока. Надо, говорит, уложить в разрушенное взрывом тело блока более 200 тысяч кубометров бетона. Видимо, надо делать металлические короба, обкладывать ими блок и уже их бетонировать. Непонятно, что делать с реактором. Он раскален. Надо думать об эвакуации. «Но я колеблюсь. Если потушить реактор, радиоактивность должна уменьшиться или исчезнуть. »

Похоже, он был недоволен работой женщин, хотя они здорово старались и ни в чем не были виноваты. Были настежь открыты окна, на улице духота, в воздухе радиоактивность. Гамма-фон в воздухе. Поэтому прибор неверно показывал. То есть верно — показывал грязь. С улицы все летело внутрь и оседало.

Забытый герой Чернобыля

Кстати, Припять в тот день еще не была отселена, но туда из киевских автопарков отправили несколько сотен автобусов. Их водителям пришлось провести ночь с 26 на 27 апреля в поле возле завода по производству сыра, располагавшегося недалеко от ЧАЭС. А утром началась эвакуация города.

— Да, но только до пятого мая — в этот день к нам явились «товарищи в штатском». Они обязали всех держать язык за зубами, изъяли истории болезней и другую документацию. Впрочем, пожарные не очень-то их испугались и после визита сотрудников спецслужбы говорили все, что хотели.

Больше всех облучились ныне покойные профессор Киндзельский и заведующая отделением Нина Алексеевна Томилина. Тут нужно сказать, что в полости рта и желудках наших пациентов появились причинявшие боль эрозии, вызванные воздействием радиации. Эрозии во рту смазывали раствором дефицитной метиленовой синьки. Она хранилась у Нины Алексеевны. Каждый день больные выстраивались в очередь, и она лично выполняла процедуру. Нина Алексеевна больше других врачей находилась рядом с чернобыльскими пациентами и получила самую большую дозу облучения.

— Пациенты каждый вечер смотрели в холле нашего отделения телевизионные выпуски новостей, и когда сообщалось о гибели их товарищей в Москве, спрашивали нас: «Почему ребят не спасли?» Мы тогда не знали ответ, говорили, что те, кто скончался, вероятно, получили очень большие дозы облучения. Пациенты возражали: «Но мы находились рядом с ними! Как же они могли облучиться больше нас?»

В 1986 году в московской клинике из 13 пациентов с острой лучевой болезнью после пересадки костного мозга умерли 11 человек, а в Киеве из одиннадцати прооперированных выжили все (. ). Кацапы вытащили откуда-то доктора Роберта Гейла в Советском Союзе, наверное, знал каждый. Телеканалы и взахлеб рассказывали об «известном американском медике», «уникальном специалисте», «по собственной инициативе приехавшем спасать чернобыльских пожарных». В то же время нашим киевским врачам под руководством профессора Леонида Киндзельского удалось спасти всех (!) попавших к ним пожарных и атомщиков, которые получили огромные дозы облучения на Чернобыльской АЭС в ночь, когда там произошла ядерная катастрофа
— Сразу после Чернобыльской катастрофы переоблученных на ЧАЭС пожарных, сотрудников станции отправляли на самолете в Москву в специализированную больницу номер шесть или в Киев в наш институт, — говорит заведующая научно-исследовательским отделением Национального института рака врач-онколог высшей категории Анна Губарева. — В Москве многие умерли, а мы спасли всех — благодаря методике, которую применил профессор Леонид Киндзельский. В последующие годы многие из наших пациентов стали отцами.

В 1987 году в Новошепеличи нелегально лесными тропами вернулись два жителя села — Савва Гаврилович и Елена Дорофеевна Ображеи. Это были единственные самоселы, проживавшие в 10-километровой зоне. До 2000 года дед Савва работал пастухом на экспериментальной ферме, Елена Дорофеевна трудилась там же дояркой. В 2006 году самоселов посетил тогдашний президент Украины Виктор Ющенко, который приказал провести к их дому электричество и пригнать машину дров. Дед Савва скончался осенью 2014 года. После этого его жена перебралась в Чернобыль.

Могильник радиоактивной техники «Буряковка» расположен в 50 км от Чернобыля. Его создали в первые месяцы после взрыва на станции. Это один из немногих отстойников в Чернобыльской зоне, где все еще можно увидеть уникальную технику, которая участвовала в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, — пожарные машины, корпусы самолетов Ми-8, БТР, БРДМ, автоцистерны и так далее.

На каждой машине есть пометки, которые делали ликвидаторы. Кроме того, встречаются и интересные технические решения. Например, в машинах, которые работали в «грязных» зонах, кабины зашиты свинцом. Таким образом ликвидаторы пытались предотвратить попадание большого количества гамма-лучей внутрь кабины и сохранить здоровье экипажа.

В ночь на 26 апреля 1986 года припятская медсанчасть приняла первых пострадавших в чернобыльской катастрофе. Туда привозили работников ЧАЭС и пожарных, которые тушили четвертый энергоблок станции — из пожарных расчетов лейтенантов Виктора Кибенка и Владимира Правика. Переодевать их должны были на санпропуске АЭС, но в ту ночь он оказался закрыт, поэтому все пришлось делать уже в больнице. Всю одежду и обувь пострадавших, а также больничное постельное белье, на котором они лежали, санитары сложили в подвал медсанчасти. Вещи пожарных и сотрудников станции до сих пор лежат в одной из комнат подвала и изрядно «фонят». В других комнатах сложены шкафы, стеллажи и различное медицинское оборудование.

В последние годы туризм в Чернобыльскую зону отчуждения стал массовым и приносит в бюджет страны существенные средства. За один день Зону могут посетить до двух тысяч человек. Некоторые туристы приезжают сюда не в первый, не во второй и даже не в третий раз. Возникает необходимость предлагать им новые и локации.

МЕДИКИ В ПЕРВЫЕ ЧАСЫ ПОСЛЕ АВАРИИ НА ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ АЭС

Диспетчерская «Скорой помощи» располагалась по соседству с приемным покоем в здании больницы г. Припять. Одновременно в помещении, где принимали больных, можно было обработать до 10 человек, но никак не десятки, как пришлось в ночь и утром 26 апреля. Здесь имелся ограниченный запас чистого белья и всего одна душевая установка. Правда, при обычном ритме жизни города этого вполне хватало.

И все-таки, как и при локализации аварии, так и при оказании помощи пострадавшим, тесно переплелись самоотверженность персонала и неготовность соответствующих служб встретить такую беду. Почему сначала не действовал санпропускник самой атомной станции? Почему не сработала в полном объеме система обработки больных на случай массового поражения людей? Да и саму методику оказания первой помощи в случае радиационного поражения удалось применить не сразу и не полностью.
Такие были вопросы в адрес руководителей медицинской службы. Лишь благодаря мужеству и самоотверженности рядовых медицинских работников, водителей «Скорой помощи», пренебрегших во имя дела опасностью, удалось поддержать пострадавших на первом этапе их лечения.
Вот урок, который преподал Чернобыль.

В работу по обработке больных включились и наши хирурги А. М. Бень, В. В. Мироненко, травматологи М. Г. Нуриахмедов, М. И. Беличенко, хирургическая сестра М. А. Бойко. Но под утро все абсолютно вымотались. Я позвонила начмеду: «Почему больных на станции не обрабатывают? Почему их везут сюда «грязными»? Ведь там, на ЧАЭС есть санпропускник?». После этого наступила передышка минут на 30. Мы за это время успели разобрать кое-какие личные вещи поступивших. И где-то с 7.30 утра к нам стали привозить уже обработанных и переодетых больных.
В 8.00 нам пришла смена…».

Задействованный персонал медиков отдал все силы для спасения людей. Врач Белоконь сам из последних сил добрался со станции до больницы, где его немедленно уложили с теми же симптомами, что и у тех, кого он отправил сюда до этого.
На пределе сил работала на Чернобыльской станции фельдшер М. М. Сергеева, дежурившая в ту ночь в здравпункте административно-бытового корпуса №1 станции.

В ту ночь дежурство по «Скорой помощи» несли диспетчер Л. Н. Мосленцова, врач В. П. Белоконь и фельдшер А. И. Скачек. В приемном покое дежурили медсестра В. И. Кудрина и санитарка Г. И. Дедовец.
Вызов с Чернобыльской АЭС поступил вскоре после прогремевших там взрывов. Что произошло, толком не объяснили, но Скачек выехал на станцию. Вернувшись в 1 ч 35 мин в диспетчерскую с обычного вызова к больному, врач уже не застал своего коллегу и ждал от него телефонного звонка. Он раздался где-то в 1 ч 40 – 42 мин. Скачек сообщал, что есть обожженные люди и требуется врач.
Белоконь вместе с водителем А. А. Гумаровым срочно направились к станции, практически ничего не зная, что там происходит. Как потом выяснилось, в больнице не нашлось даже «лепестков», защищающих органы дыхания. За машиной врача выехали еще две «кареты», но без медработников.

Медикам запомнился обожженный Шашенок. Сотрудник пусконаладочного предприятия Владимир Шашенок в момент взрыва находился под питательным узлом реактора, где сходились импульсные линии от главных технологических систем к датчикам. Его нашли придавленного упавшей балкой, сильно обожженного паром и горячей водой. Уже в медсанчасти выяснилось, что у Шашенка перелом позвоночника, сломаны ребра. Марчулайте вспоминает: «Лицо такое бледно-каменное. Но когда к нему возвращалось сознание, он говорил: «Отойдите от меня. Я из реакторного, отойдите». Удивительно, он в таком состоянии еще заботился о других». Шашенок умер в реанимации в шесть утра.

В Припяти в ту ночь по «Скорой помощи» дежурили диспетчер Л. Н. Мосленцова, врач В. П. Белоконь и фельдшер А. И. Скачек. В приемном покое дежурили медсестра В. И. Кудрина и санитарка Г. И. Дедовец. Первый вызов с АЭС поступил почти сразу после взрыва. Что произошло, толком не объяснили, но Скачек выехал на станцию. В 1 ч 35 мин с обычного вызова в диспетчерскую вернулся врач Белоконь. Сколько-нибудь внятной информации о произошедшем не было. В 1 ч 42 мин. позвонил Скачек и сообщил, что есть обожженные люди и требуется врач.

Другой пациент Александр Лелеченко, работавший на станции заместителем начальника электроцеха, после капельницы почувствовал себя лучше, потихоньку улизнул из медсанчасти и вернулся на аварийный энергоблок. В общей сложности Лелеченко получил дозу в 2500 рентген. Умер в больнице Киева.

Прибывшая из дома старший фельдшер Т. А. Марчулайте впоследствии вспоминала: «Я увидела диспетчера «Скорой» Мосленцову. Она стояла, и слезы буквально текли из ее глаз. В отделении стоял какой-то рев. У привезенных со станции открылась сильная рвота. Им требовалась срочная помощь, а медицинских работников не хватало. Здесь уже были начальник медсанчасти В. А. Леоненко и начмед В. А. Печерица. Удивлялась, что многие поступившие – в военном. Это были пожарные. Лицо одного было багровым, другого – наоборот, белым, как стена, у многих были обожжены лица, руки; некоторых бил озноб. ».

В медсанчасти рос уровень радиации. Мобилизованные из Южатомэнергомонтажа женщины постоянно мыли в полы, но производивший замеры дозиметрист повторял: «Моют, моют, а все равно грязно…». Чтобы освободить койки для пострадавших и не подвергать облучению больных, попавших в стационар до катастрофы, их стали отправлять домой прямо в пижамах. Благо, ночь стояла тёплая.

Жизнь и смерть в Чернобыле II

Заболевание, вызванное радиоактивным облучением. Поражает костный мозг, щитовидную железу, печень. В зависимости от мощности облучения может вызывать раздражение горла и слизистой, конъюнктивит, покраснение кожи лица и рук, ожоги, головокружение, рвоту, потерю сознания, сильную головную боль.

Первый замдиректора Института имени Курчатова Валерий Легасов просыпается в своей московской квартире. За окном солнечное утро. Легасову хочется отправиться за город с женой, но нужно ехать на совещание (партхозактив) в Министерство среднего машиностроения, курирующее атомную энергетику.

Припять. Эвакуация в Москву и Киев первых 150 пострадавших от радиации завершена. В больницу обращаются новые. Основные симптомы — тошнота, головная боль, ожоги и «ядерный загар». Замглавврача распоряжается собрать всю одежду ночных пациентов в пластиковые мешки и сложить их в подвале. «Чтобы не облучиться», — поясняет врач. Одежду уносят в подвал, но вскоре прибывший дозиметрист фиксирует в нём превышение допустимого уровня радиации в полтора раза. Персонал спешно покидает подвал, бросив пластиковые мешки. Они лежат там до сих пор.

В дыре крыши четвёртого энергоблока видны светящиеся малиновым горящие фрагменты радиоактивного топлива и стержней. Крышка реактора лежит на боку, почти вертикально. Над блоком поднимается белый то ли дым, то ли пар. Всё ещё не оценён риск повторного взрыва.

Москва. В заседании актива Минсредмаша объявлен перерыв. Замдиректора «курчатовки» Легасов пьёт чай с учёным секретарём. В кабинет врывается замминистра Александр Мешков, скороговоркой сообщает о серьёзной аварии в Чернобыле, включении Легасова в правительственную комиссию и необходимости к четырём часам дня прибыть в аэропорт Внуково для отправки в Припять.

— Резонанс как раз и объясняется тем, что люди не информированы о Чернобыле. Для них этот сериал оказался откровением. Хотя там первая серия целиком слизана с «Чернобыльской тетради» Григория Медведева, которая вышла 30 лет назад. Потом все строится на описаниях Светланы Алексиевич, но они некорректны. У нее, например, приводятся данные по дозам детей, а такие дозы даже для взрослых смертельны. Вообще сериал, на мой взгляд, достаточно скандальный.

Разброс между ними был всегда, потому что точность дозиметров была низкой, на уровне 50%. То есть если у человека 5 рентген набрано, с равным успехом это может быть и 7 рентген, и 2 с половиной. Но у нас за счет двойного отслеживания данных — в «карандашах» и накопителе — точность получалась немного выше. Во всех отчетах, кстати, говорили, что в нашем подразделении самая большая точность измерения доз.

— Приехать на станцию, пройтись по машинному залу, выйти на четвертый блок — и за один проход получаешь 1 рентген. Но если работать не на самом блоке, а в сравнительно «чистом» месте, дневные дозы были меньше. За день допускалось до 2 рентген, а если работы были особо важные — безмерно.

Иногда бывает, человек отошел на 2–3 метра в сторону от остальной бригады и попал под пятно. Мне надо, во-первых, найти пятно. Во-вторых, если нет пятна, выяснить, почему у него такая большая доза. Ошибка дозиметра или он попросту положил его на броню? Потому что можно было положить дозиметр на гусеницу трактора — их в зоне никто не мыл — и получить большую дозу.

По ведомственной принадлежности мы относились к Средмашу. Минобороны отвечало за дезактивацию станции и прилегающих территорий, а Средмаш строил саркофаг над разрушенным блоком, это была его зона ответственности. Для строительства нужны были строители и автодорожники — они составляли две трети сил, работавших по линии Средмаша. А химики, геодезисты и топографы — одну треть. Главная задача химиков была держать на контроле дозы облучения, которые получали строители. Чтоб не было ни передоза, ни недодоза.

В июне 1986 года, доктор Гейл приехал с визитом в Киев. Медики, профессора, гематологи задавали Гейлу вопросы, он не смог ответить практически ни на один из них. Все были очень потрясены. Потом, через несколько лет, выяснилось, что этот человек не имел медицинского образования и не имел права вообще прикасаться к больным.

В 1986 году на спасение первых Чернобыльских ликвидаторов вызвался американский «специалист» доктор Роберт Питер Гейл. Именно по методу доктора Гейла проводилось лечение в шестой больнице Москвы. С подходом Гейла, Леонид Петрович Кендзельский не был согласен.

— Мне напомнили о том, что я как врач буду отвечать за свой подход. Меня заверили, что, если вопреки запрету я пересажу костный мозг водителю Бурчаку, подвозившему стройматериалы к разрушенному четвертому блоку ЧАЭС, и он после операции скончается, я лишусь не только звания профессора. Это были тогдашний первый заместитель министра здравоохранения СССР Щепин и начальник Главного 2-го управления МЗ СССР Михайлов. В то время украинские радиологи фактически были лишены возможности дискутировать с московскими коллегами, поскольку именно последние редактируют отраслевые издания, формируют оргкомитеты научных конференций по медицинской радиологии. Тем не менее для того, чтобы помочь шоферу Г.Н.Бурчаку, врач Б.М.Байтман дает кровь для прямого переливания. Увы, сдвиги незначительны. И тогда водителю, дважды добровольно выезжавшему в зону реактора, пересаживают консервированный костный мозг. И дело начинает улучшаться.

Проще говоря методика Гейла заключалась в том, что сначала уничтожался собственный костный мозг больных и подсаживался им чужой. Ошибка была в том, что для удачной трансплантации чужого костного мозга, необходимо было 36 параметров, и чтобы хотя бы по 18-ти из них между костным мозгом донора и реципиента было совпадение. В Москве совпадало в лучшем случае 5-6 параметров и поэтому мозг не приживался, и пациенты умирали.

После аварии на Чернобыльской АЭС больше сотни человек станционного персонала и пожарных получивших большие дозы облучения были госпитализированы в Москву в институт биохимии более известный как Московская больница номер 6. В Москву, а также в Киевский институт рентгенорадиологии и онкологии. Леонид Петрович Кендзельский, главный радиолог Минздрава УССР в то время был руководителем клиники при институте. Мужчина лет пятидесяти, невысоко роста с усталым видом, но абсолютно спокойный и собранный производил впечатление хорошего строевого офицера, побывавшего на фронте. В общем то в каком-то смысле так оно было. Это был фронт и не один. С одной стороны, Киндзельский боролся за жизнь своих пациентов, а с другой ему пришлось столкнуться с жёстким мнением коллег из Москвы, которые крайне настоятельно рекомендовали придерживаться Московских методов. Официальная делегация из Москвы была в ярости от того, что в Киеве происходят подобные операции по пересадке костного мозга чего быть, по их мнению, не могло априори. Ввиду того, что профессор Киндзельский был против метода коллег из Москвы, он был снят с должности главного радиолога союза.

Припять. Весь город уже слышал о пожаре на АЭС, но не знает причин. Люди занимаются субботними делами. Дети вернулись из школ. Взрослые гуляют, пьют пиво, обсуждают предстоящее открытие парка аттракционов и завтрашний футбольный матч киевского «Динамо» со «Спартаком». В небе над четвёртым блоком виден чёрно-серый дым.

Очаги возгорания на крыше четвёртого блока и вокруг него потушены. Топливо внутри реактора продолжает плавиться, выбрасывая в воздух незаметный глазу радиоактивный дым. Вокруг блока выставлено оцепление. В штабе гражданской обороны в подвале АЭС продолжается совещание с участием директора, руководства города и силовых структур. Принято решение ввести в Припяти радиационную разведку силами милицейских патрулей и военных.

В дыре крыши четвёртого энергоблока видны светящиеся малиновым горящие фрагменты радиоактивного топлива и стержней. Крышка реактора лежит на боку, почти вертикально. Над блоком поднимается белый то ли дым, то ли пар. Всё ещё не оценён риск повторного взрыва.

Москва. Информационное агентство ТАСС публикует сообщение только для зарубежных СМИ: «На Чернобыльской АЭС, расположенной на территории Украинской ССР рядом с границей Белорусской ССР, произошла авария. Погибло два человека. Последствия аварии ликвидируются, для установления причин случившегося создана правительственная комиссия».

Замначальника электрического цеха Александр Лелеченко понимает, что в непосредственной близости от пожара находятся генераторы, наполненные водородом. Электролизная находится рядом с повреждённым реактором. Лелеченко останавливает подчинённых, лично входит в электролизную и в три приёма откачивает водород из генераторов. Сняв угрозу взрыва, Лелеченко теряет сознание. Скорая увозит его в больницу.

18 Мар 2022      urisgkmo         189      

Похожие записи
• 
  Есть Долг За Коммунальные Услуги Платим Каждый Месяц Но Свет Все Равно Отключают
• 
  Нужно Ли Платить Ип Если Оформлено На Ветерана Войны
• 
  Порядок Сноса Жилогодома
• 
  Поступление после техникума в вуз 2022